Дела сердечные
читать дальшеЭтого крепкого мужчину средних лет, немного полноватого и уже начинающего седеть, я повстречала на утренней пробежке. Зимой на севере Италии довольно холодно, поэтому бегать приходилось в тёплом костюме, на хлопчатобумажные носки надевать ещё и шерстяные, а на руки – перчатки. Он бежал мне навстречу – крупный, загорелый, сосредоточенный, словно для него это не банальная утренняя разминка, а что-то более серьёзное, почти ритуальное. По своему обыкновению я улыбнулась – всегда приятно встретить бегуна-единомышленника – но он, похоже, даже не заметил меня. Его глаза – я успела заметить их холодный бирюзовый цвет – смотрели вдаль и как будто в никуда.
Встретила я его и назавтра, и еще через день, и ещё. А потом как-то проспала и вышла из дома немного позже обычного. Завидев впереди знакомую широкоплечую фигуру в синем тренировочном костюме, я сообразила, что теперь мы бежим в одном направлении. Вообще, я обычно никуда не тороплюсь и бегу довольно медленно, но у меня возникло странное ощущение, что я его нагоняю. Расстояние быстро сокращалось, и вдруг я поняла, что он перешёл с бега на шаг, а потом и вовсе почти остановился. В этот момент я поравнялась с ним и обернулась, чтобы ещё раз посмотреть на понравившиеся мне чуть прищуренные глаза на загорелом лице, но лицо оказалось бледного, землистого цвета, а глаза были широко и невидяще распахнуты. Правой рукой мужчина тёр грудь, левая безвольно висела вдоль тела.
Я остановилась.
- С вами всё в порядке?
- А? – он, казалось, не сразу понял, что я обращаюсь к нему. – Да. Нет. Нет, мне... немного нехорошо. Спасибо. Пройдёт.
- Пройдёт, конечно, но вам лучше не бежать, а вернуться домой.
- Вы думаете? – с сомнением сказал он. Лицо его побледнело ещё больше.
- У вас, похоже, сердечный приступ. Вообще, вам даже возвращаться домой нельзя пешком.
- Сердечный приступ? У меня? Да я же здоров... я спортсмен...
- И много разговаривать вам тоже, к слову, не стоит. Лучше присядьте. – Я крепко взяла мужчину под руку и медленно, осторожно довела до скамейки. – Я сейчас приеду за вами на машине. Вы далеко живёте?
- Совсем рядом. Но не надо, - он покачал головой. – Я просто посижу, отдохну и всё. Вы же, наверное, спешите?
- Никуда я не спешу, - отрезала я.
По-хорошему, его и на машине нельзя было везти, но я побоялась оставить человека с приступом на улице зимой, на ветру и в сырости. Вместо лёгкой трусцы я помчалась домой со всей доступной мне скоростью, только контролируя дыхание. К счастью, машина завелась сразу же, и через несколько минут я уже тормозила возле скамейки. Он сидел, прикрыв глаза и положив руку на грудь.
Выйдя из машины, я подошла к нему и дотронулась до руки – она была очень холодной. Мужчина открыл глаза.
- Зачем же вы...
- Не разговаривайте. Встать можете?
Он кивнул, опёрся на мою руку и, поморщившись, поднялся на ноги.
- Садитесь. Куда ехать?
Он назвал адрес. Совсем рядом со мной, буквально в двух шагах.
Пока мужчина переодевался – он настоял на том, чтобы я вышла – я вызвала скорую помощь и вернулась обратно в спальню. Он полулежал на высоких подушках, вытянув руки с широкими, массивными ладонями вдоль тела, поверх одеяла. Лоб прорезали глубокие горизонтальные морщины, мясистый нос выделялся на осунувшемся лице. Но вроде бы боль в груди утихла, и ему, по крайней мере, не становилось хуже, что уже было хорошим признаком.
- Скажите хотя бы, как вас зовут.
- Вальтер, - тихо ответил он и попытался улыбнуться. – А вас?
- Каролина. Можно просто Лина.
- Ладно. Спасибо.
Приехавший врач «скорой» действительно констатировал сердечный приступ, сделал ЭКГ, оставил микропирин и нитроглицерин и, спросив меня, кем я прихожусь больному («Соседка», - ответила я, почти не соврав), дал свои рекомендации. Я принесла Вальтеру лекарства. Стакан с водой задрожал в его руке, я поспешно забрала его и поставила на прикроватную тумбу.
Вальтер протянул руку – я подала свою. Он слегка сжал мои пальцы – на более сильное пожатие его не хватало.
- Ты... можешь остаться?
- В смысле? Я пока никуда не ухожу – подожду, пока тебе станет лучше.
- Нет, я подумал... может быть, ты могла бы... ну... остаться. Если тебя...
Я невесело рассмеялась.
- Нет, Вальтер, никто меня не ждёт. Если ты об этом.
Бирюзовые глаза сверкнули.
- Ты ведь, можно сказать, жизнь мне спасла. Пожалуйста, если хочешь...
Я смотрела на тонкие губы, тронутые сединой виски, широкое и властное, крупными мазками очерченное лицо. Во взгляде читалось – нет, даже не одиночество, а какая-то глубокая, затаённая боль. Неожиданно для самой себя я почувствовала, что этот человек - очевидно, переживающий какую-то драму - небезразличен мне.
- Хорошо. Да. Хочу.
Вальтер еле заметно улыбнулся.
- Только мне нужно забрать из дома ноутбук и хоть что-то из одежды. Заодно и еды принесу.
- Тебе не надо на работу?
- Я работаю из дома, так что моя работа всегда со мной.
- Удачно.
Первое время я спала в соседней спальне – Вальтеру нужен был полный покой, и даже много говорить ему было тяжело, хотя всё равно он успел порассказать о себе. О своей футбольной карьере, о тренерской работе, о том, как после недавнего увольнения из «Интера» он впал в депрессию, от которой безуспешно пытался спастись с помощью бега. Он всё ещё был очень слаб, хотя хорохорился. Видимо, ему снилась работа, без которой он остался, потому что он разговаривал во сне, звал кого-то, давал какие-то указания. Одно имя я слышала чаще других. Уго. Вальтер никогда не называл фамилий, но я была достаточно осведомлена о его бывшей команде, чтобы понять, о ком речь. Уго Кампаньяро, аргентинский защитник, не так давно перешедший из «Наполи».
- Вальтер, - спросила я как-то днём, принеся ему поесть, - что ты не поделил с Кампаньяро?
- Почему ты спрашиваешь о нём? – отозвался Маццарри.
- Когда ты говоришь во сне, это имя я слышу чаще, чем другие имена.
Вальтер покачал головой.
- Не знаю даже, что сказать. В последние дни я много думал, - он усмехнулся, - больше-то ничем заняться не могу... И всё время возвращаюсь мыслями к тому, что я, может быть, маловато доверял ему, а временами был несправедлив. Знаешь, я не задумывался, что мне уже за пятьдесят. Вроде как бегаю себе и бегаю – а ведь уже не молод. А возраст Уго будто в вину ему ставил. Но на самом деле для своих тридцати с небольшим он в прекрасной форме. У него хороший характер, он упорно тренируется, всегда готов выйти на поле, как только понадобится. А я всем этим... иноггда пренебрегал. Из-за сборной ещё... поругались. И, понимаешь, теперь всё это меня мучает. Не даёт спокойно спать. Как будто, если бы я иначе к нему относился, со мной не произошло бы... этого.
- Не надо изводить себя, - я наклонилась к нему и поцеловала в щёку. – Ты больше не тренируешь «Интер», теперь твой Уго – забота Манчини, пусть он им и занимается. А тебе нужно приходить в себя, набираться сил. И ты неправ – ты вполне ещё молод. Главное, не хмурься, а то морщины на лбу так и останутся, тогда точно постареешь.
Я обнимаю Вальтера, прижимаю к груди его большую голову с пышной шевелюрой, целую ставшие за эти несколько дней родными глаза. Он только тихонько вздыхает.
Ближайшие пару ночей ничего не меняется. По-прежнему под утро, когда сон уже некрепок, я слышу через стенку: «Уго!.. Аккуратнее, аккуратнее! Держи зону! Уго!» В конце концов, сказав Вальтеру, что мне нужно заехать в одно место по рабочим делам, я завожу машину и еду в Аппиано-Джентиле, на базу «Интера».
И что я там скажу? – думаю я по дороге. – Вот, я подруга Вальтера Маццарри, вашего «бывшего», у Вальтера без пяти минут инфаркт, он в депрессии и убивается по Уго Кампаньяро? Отличная идея!
Однако несмотря на всю абсурдность подобной идеи, примерно это я и говорю на проходной. Сотрудник базы вежливо выслушивает меня, сочувственно кивает, куда-то звонит, и минут через десять ко мне выходит красивый светловолосый молодой человек в тёмно-синих штанах и фуфайке с длинным рукавом. Одежда сидит на нём «в облипку», и прежде чем я обращаю внимание на его лицо, мне в глаза бросаются крепкие ноги с могучими икрами.
У Уго русые волосы, медово-оливковые глаза, точёный нос, широкие брови и выразительные, яркие губы. Внимательный взгляд, крепкое рукопожатие. Он приглаживает чуть влажные волосы – вероятно, я «выдернула» его с тренировки – и я замечаю, какие у него тонкие, «музыкальные» пальцы. Не то что мощная, широченная рука Вальтера.
- Уго, у меня есть к тебе одна просьба, хотя мне не очень удобно...
- Я слушаю, - его голос спокоен и доброжелателен.
- Тебе сказали, кто я?
- Ммм, нет. Только передали, что это как-то связано с Маццарри.
- Так и есть. Я подруга Вальтера. Он заболел.
Я вижу, как у Кампаньяро темнеют глаза, и он встревоженно спрашивает:
- Что с ним?
- Сердечный приступ, предынфарктное состояние. Ну, и плюс депрессия. Уго, скажи мне, ты мог бы приехать к нам... к Вальтеру домой?
- Конечно, но... зачем? И почему я?
- Мне кажется, он хотел бы с тобой поговорить.
- А... в каком он состоянии?
- Не беспокойся об этом, ему уже лучше.
- Хорошо, я приеду. А когда?
- Когда тебе будет удобно. Но лучше не откладывай надолго.
Уго хмурит брови.
- Что, всё так серьёзно?
- Нет-нет, - успокаиваю я его. – Просто мне кажется, это важно. Ты знаешь адрес?
- Нет, - качает головой защитник.
Я называю адрес, мы обмениваемся телефонами и договариваемся, что он приедет завтра-послезавтра. На прощание Уго неожиданно крепко обнимает меня и говорит что-то ободряющее. На душе становится теплее, как будто меня поддержал любящий брат.
- Всё в порядке? – спрашивает Вальтер, когда я возвращаюсь домой.
- Ага, - меня так и подмывает передать привет от Уго, но я боюсь, что вряд ли меня погладят за это по головке.
Кампаньяро позвонил через день и сказал, что сможет приехать в течение часа-полутора.
Услышав звонок в дверь, Вальтер встрепенулся.
- Кто бы это мог быть? Ты знаешь?
- Сюрприз! – улыбаюсь я. Мне хочется сказать: «Только не волнуйся», но я понимаю, что тут-то и он и разнервничается. Поэтому я молчу.
Вальтер как-то весь подбирается и щурит глаза...
... которые расширяются, как только он видит входящего в комнату Уго Кампаньяро. Я тихонько прикрываю за собой дверь и ухожу подальше, на кухню.
- Лина?
- Привет ещё раз, Уго. Как там Вальтер?
- Мы поговорили.
- И?
Уго смущается.
- Я вовсе не держал на него зла, - говорит он, пожимая плечами, - но он хотел услышать это лично от меня, и я ему сказал. Он очень хороший человек. Мы все любили его. Отличный тренер. Может, мы сами виноваты даже больше, чем он. Сложилось как сложилось, что теперь поделать. Вообще-то, мы и сейчас ненамного лучше играем.
- Одним словом, вы помирились?
- Да мы и не ссорились, - снова пожимает плечами Кампаньяро и смеётся. – Но да, помирились. Ему очень повезло с тобой, не всякая поехала бы на базу, чтобы вот так... В общем, я рад за него. Надеюсь, всё будет в порядке. Не возражаешь, если я буду иногда звонить?
- Уго! – в это короткое восклицание я пытаюсь вложить всю свою благодарность этому суровому с виду, но сердечному и доброму парню. – Можешь даже в гости заезжать, когда будет время.
- Договорились!
Вернувшись в комнату, я застаю Вальтера в весьма бодром расположении духа.
- Ты не сердишься?
- Милая моя, я бы, наверное, рассердился, если бы не был так рад.
- Вот и славно. Впрочем, синьор Маццарри, - шутливо грожу я ему пальчиком, - это не значит, что вы должны немедленно вскочить, переодеться в тренировочный костюм и кроссовки и вернуться к своим ежеутренним пробежкам.
- Как не значит? Неужели ещё нельзя? – в тон мне отвечает он.
Депрессии как не бывало. Этот его Кампаньяро просто волшебник какой-то! – думаю я, а вслух нарочито строго отвечаю:
- Доктор не велит!
- Ну, хоть планшет мне дай, раз бегать не даёшь...
- Зачем тебе планшет?
Вальтер впервые за время нашего знакомства широко улыбается. Холодное острое посверкивание в глазах сменяется тёплым сиянием.
- Иди сюда, - мягко говорит он. Сграбастывает меня в медвежьи объятия и целует – с нежностью, с удовольствием, с уверенностью.
- Зачем мне планшет? Надо быть в курсе дел. Надо начать думать о новой работе. Я ж не могу сидеть у тебя на шее: я слишком тяжёл для этого, ты не выдержишь - смеётся Вальтер. – И кстати: может быть, хватит уже спать за стеной?
- Начинаем новую жизнь? – иронично интересуюсь я, чтобы скрыть смущение.
- Безусловно, - отвечает Вальтер Маццарри, прижимая меня к себе ещё крепче.